Текст: Алексей Масляев
Грандиозная и великолепная в своем слаженном бесперебойном движении машинерия генератора счастливых случайностей Ивана Горшкова продолжается выставкой «Горшков2». Не цветочных горшков и не ночных, и не тех «горшков», что располагались на головах протестантского духовенства и «битлов», но двух Горшковых: младшего — Ивана, и старшего — Сергея.
В одном из своих интервью Иван Горшков говорил, что «художник должен постоянно производить ситуации, из которых [можно] выуживать творческие удачи… Может, интереснее, веселее делать все не самому… а обратиться ко всему миру и… наладить [производство] этих удачных совпадений для своего творчества»[1] с помощью походов на барахолку, «серфингу» в интернете или сотрудничеству с другими людьми. Удивительно, что при таком подходе Горшков младший так долго избегал сотрудничество со своим отцом, замечательным художником, арт-директором знаменитой воронежской галереи «Х.Л.А.М.» на этапе ее становления и сооснователем арт-резиденции в Дивногорье Сергеем Горшковым.
Для выставки «Горшков2» оба художника сделали новые работы, переосмысляющие произведения друг друга. Эти работы — по определению младшего Горшкова, «как бы свои, но только лучше», — вдохновлены еще одним авторским методом — «найти и улучшить». Он заключается в преображающей силе искусства, посредством которой неидеальные вещи, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, претерпевают поразительную метаморфозу и становятся такими, какими они должны быть — безупречно совершенными.
Сергей Горшков «рубит деревянные книги и портреты литературных героев, прекрасных дам и цветы всех сортов и размеров; создает из дерева посуду и огромные натюрморты из колбас, фруктов и овощей, бутылок вина и бокалов; ювелирные украшения, игрушки и велосипеды — да и вообще все, что только существует в этом мире!». Из этого многообразия предметной реальности младший Горшков выбирает архитипические женские образы, выполненные в графике и наиболее характерной для Сергея Горшкова технике деревянной скульптуры, вырубленной бензопилой или топором.
Диковинные фигуры сварных металлических скульптур Горшкова младшего впитывают их лубочность и лаконично-буквальную пластическую моделировку и приобретают более выраженные антропоморфные черты и феминные — округлые и плавные — формы. При этом, перевоплощаясь в металле, покрытом искрящейся и переливающейся эмалью, они не утрачивают свою тотемную ахраическую гротескность, но становятся культовыми объектами современности, обелисками неопознанной эпохи.
В основе серии деревянных рельефов Сергея Горшкова — фигуративная живопись Горшкова младшего, которая в свою очередь базируется на разнообразных цифровых изображениях, отличающихся курьезным, нелепым и странным характером. «Интернет… [это] своеобразный поток, я зачерпываю из него картинки, улучшаю в компьютерных программах, создаю новые изображения»[2], — рассказывал Иван Горшков, комментируя свой интерес к отношениям между живописной картиной и цифровой картинкой. «Меня концептуально интересует переход из материального в нематериальный образ… Меня волнует контраст между витальной жизнью, которая хлюпает, капает, пахнет, и тем, как она попадает в интернет, а потом в интернете материализуется в другом размере, материале, в других тактильных ощущениях. Затем этот путь можно провернуть обратно и опять материализовать. Меня больше всего интересует то, что в результате появляется некий невозможный предмет»[3].
Обращение Горшкова старшего к таким «невозможным предметам», их интерпретация в технологически примитивной, «ламповой» технике усиливает заложенную в интересе Горшкова младшего напряженность между высоким и низким. Большие и массивные деревянные рельефы, имитирующие своей формой фрагменты живописных произведений, покрашены непринужденно и как будто небрежно. На красочном слое выделяются металлическая чеканка с расхожими сюжетами и бронзовые и металлические отливки различных элементов изначально живописной плоскости: человеческих лиц, цветов, кошачьих и собачьих мордочек, наручных часов, носа, некоторых предметов гардероба… Вырубленные и отлитые детали присутствуют плотно и уверенно, создавая впечатление страстного и неподдельного искусства, которое сделано наивно, с одной стороны, и предельно дотошно и художественно выверенно, с другой (или, по определению Горшкова младшего, искусства bad made и well done).
Причудливый и эксцентричный, карнавальный и невообразимый ар-брют Горшковых уклоняется от прямого описания и сопротивляется любым попыткам занять по отношению к нему хоть какую-то позицию. Он не позволяет говорить о поколенческой или семейной преемственности, но раскрывает диалог отца и сына через столкновение художественных парадигм и языков, материалов, стилей и способов выражения. Присущая Горшкову старшему образность между архаикой и эллинизмом не наследуется Горшковым младшим, но растворяется в колоссальной творческой стихии, насыщая ее подлинной непосредственностью художественного жеста.
В самом названии выставки присутствует степень абсурдности и наивности, которая указывает на интуитивную природу творческого усилия, изобретающего собственные принципы и правила художественной практики: техники и выразительные средства, критерии мастерства и признаки связности и образной цельности произведений. Собственные правила применяются даже к простой математической операции сложения. Согласно ним, если к Горшкову прибавить Горшкова получится не два Горшкова, а Горшков в квадрате, потому что степень их совместного художественного усилия и невозможность, немыслимость его предметных результатов растет по экспоненте, достигает верхнего экстремума и, преодолевая его, устремляется в бесконечность — туда, где светится магическим и затейливым светом «кристалл чистейшей крезы».
[1] Источник: https://www.youtube.com/watch?v=gJ8CG72AGpk
[2] Источник: http://umbra.media/reportazhi/ivan-gorshkov-prevratil-fotozhaby-v-hudozhestvennyj-priem/
[3] Источник: https://obdn.ru/en/articles/ivan-gorshkov-ya-lyublyu-kontrastnyy-miks-kogda-na-vystavke-est-i-well-done-i-bad-made
