Не говори: "Отчего это прежние дни были лучше нынешних?!", – потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.
Екклесиаст, 7:10
Высоко‑превысоко
Кинул я свой мяч легко.
Но упал мой мяч с небес,
Закатился в тёмный лес.
Раз, два, три, четыре, пять,
Я иду его искать.
*детская считалка*
Давным-давно играли вместе в мяч Zeitgeist, Poltergeist и Ecclesiastes... Zeitgeist оступился то ли о корни священного дерева, то ли о провода зарядных устройств, упал и разбился на бесчисленное множество блестящих осколков разных цветов и размеров. Poltergeist, оглушительно гремя цепями, свалился на дно глубокого колодца прошлого. А Екклесиаст, оставшись в одиночестве, от безнадеги закинул мяч высоко-высоко в небо, произнеся свою фаталистскую формулу безысходности: “Порядок вещей давно установлен”.
С тех пор ловля мяча как “извечная ловля ветра”. Этот простой предмет, однако, через некоторое время был возвращен на землю, но лишь в качестве обманки, его оболочки: знака, как бы макета... И по сей день мы имеем дело с размноженными символическими проекциями действительности, а тот самый, единственный мяч потерян где-то в темноте.
Размышления об объективных истоках “добра” и “зла”, о порядке вещей заставляет ходить по кругу: возвращает к маленькой точке – дырке в полу макета нашей реальности. Заглядывая в нее, мы смотрим всего лишь в зеркало наших представлений о пределе, границе непредставимого/невыносимого, о том самом “дне”.
Проект Андрея Рудьева «1:20» – очень личный, авторский рассказ о «Духе времени», который растворился в бесчисленном множестве разных взглядов, макетов этой реальности, каждый из которых создан в попытке найти свое убежище: место, где логика порядка будет хоть сколько-нибудь ясна. Сегодня мы наблюдаем побег каждого в собственное «время»: свой макетик действительности, склеенный из воспоминаний, отпечатанных на сетчатке образов и значимых сюжетов из символической истории мира. Автор будто бы наблюдает тысячи разных времен, пролетающих вихрем в одну единицу времени. Коллажный метод и сложносочиненность рассказа множат взгляды перемигивающихся друг с другом персонажей: юные ученики школы бокса с удивлением смотрят на лысоватых лидеров ГКЧП, одетых в побитые молью костюмы, все тот же фантомас постоянно возвращается в масках новых должностных лиц, хоровод памяти замыкается, а беззаботная пара селебретис хохочет в глаза зрителю, не замечая полыхающего за спиной горизонта...
В этом лабиринте многомерного нарратива постоянно наталкиваешься на микро-противостояния: прошлое и настоящее, порядок и хаос, беспечное и тревожное, мускулинное и шаблонно-женственное. Становишься свидетелем светских бесед между образами, наполненных взаимными колкостями, – обоюдных подмигиваний истории.
Где-то на пересечении этих взглядов и реплик вырастает макет, представляющий собой точную копию выставочного пространства, в котором мы находимся, в масштабе один к двадцати. Его обступает Ветхозаветный архаический пейзаж – обесцвеченный, нейтрализованный, как во сне, образ неконтролируемой реальности. Хаос наступает на порядок: правильный регулярный план выставочных залов –самого искусственного (и поэтому безопасного) из искусственных мест, – сдерживает натиск аморфных каменных глыб.
Внутри макета почти все в точности повторяет увиденное нами. Но, к сожалению, как ни старайся, побег от реальности никогда не удается до конца. Один персонаж нарушает тождество: маленькая уборщица – вестница реального, непредставимого, несимволизируемого хаоса. Она всегда рядом, прорывается сквозь кропотливо выстроенную картину мира, без конца вытирает пол и шепчет: "И это тоже пустое... И это все суета". А на том самом месте, где в нашем представлении должны быть прозрачные витрины “настоящей” жизни, багровеет бархатный театральный занавес. Он закрывает сцену непредставимого. За ним звучат голоса неизживаемых "лидеров мнений", голоса из "рупоров правды"...
Дырка в полу макета замыкает фрактал и буквально возвращает нас к материальности выставочного зала. Искомый предел, "дно" становится экраном, хромакеем, отражением любого потока образов, который мы только способны вообразить. Погруженные в собственный “Мешок без дна” мы замираем под тревожные звуки, примеряя известные единицы измерений к его глубине ...
Лиза Цикаришвили
