СЕРИЯ "ШАХТЕРСКИЕ БУДНИ"

«Если вдруг нас вырвут из столичной тусовки и поместят в угольную шахту на глубину 1000 метров, где в угольной пыли и тесных лабиринтах, с риском для жизни люди труда добывают свой кусок хлеба, у многих из нас начнется «чистка сознания». Может быть тогда мы начнем неформально относиться к моральным ценностям, к накопленному внутреннему злу как в социуме, так и в культуре. Нас убеждают ставить себя «высоко», в красивое и сытное место, но имеющих на это право гениев - единицы, а все остальные в погоне за «успехом» становятся либо мелкими, либо крупными хищниками. Серия «Шахтерские будни» - ассоциативная метафора расплаты чужими судьбами за наши амбиции и благополучие. 


1. «Старая проводка» - старые срезы подпор, старые обрывки проводов, черные лужи грязи с плавающими в них окурками. Запустение и катастрофа - футурология нашей жизни...

2. «Постель шахтера» - среда проживания, с которой нормальному человеку невозможно смириться 

3. «Прошитые горизонты» - продублированная линия горизонта мрачной шахтерский жизни, где и на поверхности шахт сумрачное грязное небо, и утыканная опасным техногенным хламом бесплодная угольная земля».


Юрий Никифоров

РАЗРЕЗ ГЛАЗА

Место Юрия Никифорова в современном российском искусстве пока не артикулировано. С одной стороны, он активный участник культурной жизни Петербурга 1990-х – 2010-х годов, организатор выставочной площадки «Арт-Полигон» в арт-центре «Пушкинская-10», со-основатель галереи «Parazit», из которой вышла добрая половина действующих петербургских художников, авторитет, участник доброй сотни выставок, среди которых собственная музейная ретроспектива с каталогом. 

С другой стороны, на одном из поворотов новейшей истории отечественной культуры (а именно во время перехода от веселых горизонтально-самоорганизованных 1990-х к элитарно-буржуазным 2000-м) Никифоров, как и многие в его поколении, занял критически-диссидентскую позицию по отношению к нарождающимся художественно-капиталистическим институциям, ценностям, которые они транслировали, и навязываемым ими властным отношениям. Институциональное поле ответило взаимностью: Юрий Никифоров стал художником неудобным. 

Интерьерно-коммерческое функционирование работ его не интересовало, эстетика не попадала в изменчивые вкусы нового буржуазного класса, разучивать жеманный новояз, на котором тогда объяснялось российское контемпорари, он не спешил, признавать новые культурные иерархии и выдруживать себе в них место тоже. Поведенческий рисунок Никифорова еще меньше соответствовал установкам эпохи. Строгий, ершистый, резкий, требующий от себя и собеседника разговора по существу, нетерпимый к селф-маркетингу и новым светским ритуалам, он выглядел «стародумом» и «невписавшимся» на фоне пестрых, шумных, игристо-булькающих арт-праздников. Искусство Никифорова надолго выпало из профессиональной галерейно-выставочной ротации.

Сейчас, когда проект бизнес-интеграции в интернациональную систему современного искусства похоронен без почестей, а конкурентоспособность и маржинальность перестали быть мерилом культурной ценности, для серьезных институций настало время архивной работы, усердного заштопывания дыр в новейшей истории искусства и кропотливого сбора имен и явлений, которые не вмещались в прокрустово ложе отечественного арт-рынка, гнули свою линию и вырабатывали собственные стратегии существования, смыслы и ценности. Имя Юрия Никифорова – одно из таких.

На выставке «Разрез глаза: Штопка» выставлены работы художника разных циклов, позволяющие проследить траекторию его творческих поисков от 1970-х к 2010-м годам. Многие произведения демонстрируются впервые за тридцать лет.


Александр Дашевский