Инициация бестий.
В наше время очень актуальна тема привлечения забытых источников гуманитарной культуры для восполнения объемного, сложного знания. Один из таких источников – средневековый бестиарий: имеющий дидактическое, морализаторское значение сборник зоологических статей.
Только за последние годы организованы несколько выставок с названием «Бестиарий». Чаще они весьма далеки от тем средневекового знания и образов, однако весьма охотно эксплуатируют таинственность, фантастичность древней культуры. В случае с новым проектом Григория Майофиса название и тема «Бестиарий» соответствуют друг другу. В медиевистике существует традиция думать о бестиарии в контексте раннехристианского Физиолога, известного со II века в египетской Александрии. Физиолог провозвестник бестиариев зрелого Средневековья и упоминается у известных авторов: в Hexaemeron (Шестодневе) Псевдо-Евстафия, в трудах Амвросия Медиоланского и Епифания.
Исследователь А.Г.Юрченко называет «Физиолог» зоологической мистерией. Делает он это вот почему: несмотря на развернутые описания внешнего вида, повадок представителей животного мира, книга эта совсем не о животных. Она – зашифрованная в знаках и символах проповедь христианского учения и критика языческого мира. И если в александрийском Физиологе некая пропорция между естественнонаучным и мифическим знаниями еще соблюдалась, то в бестиариях персонажи изолированы от реальности настолько, что становятся чистыми метафорами, иллюстрациями заключенной в них христианской морали.
Истоки подобных метаморфоз таятся в литературе странствий и путешествий, герои которых встречаются с различными паранормальными явлениями (типа рыбы-кита, сирен и т.д.). Этот корпус литературы дополнялся каталогами реальных диковинных зверей, которые собирались в той же Александрии Птолемеем II.
Собственно говоря, интерес у читателей и Физиолога, и Бестиария сегодня вызывают не только содержащиеся в образах быка-катоблепа, мравольва, онокентавров моральные сентенции, но затейливая, как в древних манускриптах вязь словес и чарующий своей красотой и необычностью изобразительный ряд, который возникает в сознании благодаря пространным описаниям.
Таким образом, рискнем предположить, что сегодня в Бестиарии славна мысль о приключениях и путешествиях как таковых, о странствиях, полных неожиданных открытий и встреч.
С позиций вкуса к приключениям в старинном стиле имеет смысл обратиться к творчеству Григория Майофиса. Сразу интригует та благородная патина времени, которой подернуты его творения. Она создается с помощью сложной бромойльной техники, которая позволяет сохранить все обаяние структуры и текстуры фотографии, но усилить их воздействие средствами живописи. Современное российское искусство пытается стилизовать живопись под фотографию, тогда как Майофис пытается представить фотографию как некую драгоценность, которая абсолютно полноценна с точки зрения живописного качества. Так мы видим мир как будто в амальгаме очень древнего зеркала, которое намеренно «старит» все образы и предметы. Переводит их в качество необычных, непривычных, странных.
И эта странность – ключевое для поэтики Майофиса слово. Не правда ли, любопытно, что слова «странный» и «странствовать» имеют общий корень? Равно, как и страны. Увидеть вроде бы обычный мир так, как будто мы открываем его в результате долгих и трудных странствий, - такая идея очень соблазнительна и интригует. Интригует в общем-то тем же, чем и тексты древних бестиариев, - возможностью отправиться в путь, сулящий расширение горизонтов нашего знания о мире.
Главным героем многих картин Майофиса оказывается мишка косолапый. Вроде самый обычный для нас и нашей культурной традиции персонаж. Но в работах мастера он предстает как некий архетипический исполин, одновременно дремучий, хтонический, но наделенный какой-то очень человеческой грацией. Эта грациозность и «вочеловеченность» мишки, конечно, объясняется его цирковым происхождением и профессиональными актерскими качествами. И эти качества, - не только в случае с медведем, но и в случае с другими басенными персонажами картин Майофиса (обезьяны, слоны, собаки) задают более сложные параметры общения с произведениями. Сам художник именует свои опусы по аналогии с шутливыми пословицами и поговорками. Однако простота презентации обманчива. Мир с нашими басенными героями у Григория Майофиса тревожит именно средневековой, небасенной сложностью существования. В нем не медведи и слоны кувыркаются и долбят по клавишам фортепиано, а вихрятся глубинные и часто опасные энергии нашего подсознания. Столь же странные, что и образы средневековых бестий.
Любопытно, что одним из контрапунктов книг о древних мифических существах можно считать идею инициации человека, прохождения им в самопознании пути от низшего существа к высшему, освещенному сиянием Божественной Благодати. И мир бестий становится во многом антипримером новых этических, нравственных ценностей христианства. Мир Григория Майофиса увлекает в столь же важное для познания собственной природы странствие, в ходе которого низкая природа и природа высокая узнают друг друга.
Сергей Хачатуров