Магда и Лина — это куклы. А может быть, Магда и Лина — это девочки, которые играют в куклы. А может быть, кто-то из них, например Магда — кукла, а другая, например Лина — ее маленькая хозяйка. Дмитрий Грецкий, который рисует кукол крупным планом, не дает ответа, кто из двух обладательниц женских имен живая, а кто пластмассовая — и тем самым закручивает всю интригу выставки. Для Дмитрия Грецкого «точкой перелома» стала тема живого и неживого. В XXI веке эта тема оказывается гораздо сложнее, чем, например, в веке XIX, чем просто разделение на плоть и пластик. Грецкий рисует крупноформатные «портреты кукол: персиковые щечки, широко распахнутые стеклянные глаза, призывно приоткрытый пухлый ротик. Но если для неиспорченного зрителя двухвековой давности вся эта розовощекость и пухлявость была бы просто имитацией детскости, чистоты и невинности фарфорового пупса, то нынешние ценители распознают в мерцании неживой плоти прежде всего сексуальное предложение, причем предложение коммерческое. И то, что предлагаемое к потреблению тело — искусственное, не имеет вообще никакого значения: в конце концов, секс-иконы нашего времени — фотомодели, актрисы, певицы — тоже отфотошоплены глянцевыми журналами до полной пластмассовости, а картинки на экране компьютера и товары из ассортимента секс-шопов более чем успешно конкурируют с живыми женщинами. Красота и желанность перестали ассоциироваться с жизнью, между миром желания и миром повседневности пролегла четкая граница. Для Грецкого самое важное — что эта граница, пролегающая в мозгах живых людей, совпадает с границей между живым и искусственным. Об этой границе он и делает серию «Magda&Lena». «Магды» и «Лины» Грецкого с их раскрашенными лицами и длиннющими синтетическими ресницами нарочито неживые, никто не примет их за людей — и в то же время они гораздо больше похожи на рекламных красоток, чем любая, даже самая ухоженная живая зрительница в галерее. Похожи не потому, что как-то по-особому красивы, а именно потому, что искусственные. В этом смысле куколки Грецкого наследуют европейский миф об искусственном человеке, который именно в силу своей искусственности становится сверхчеловеком — но если Голем и Франкенштейн были призваны вселять в наших прапрадедов-читателей ужас перед ожившим механизмом, то у наших современников этот ужас при виде глазастых и губастых кукол Грецкого обязан смешаться с восхищением и желанием. Картины Грецкого ставят перед зрителем вопрос о сущности человеческого. О том, что и как делает нас людьми даже в век тотальной дегуманизации публичного пространства, когда и популярность, и красота не только не предполагают человечности, но и противостоят ей. О том, по каким признакам мы всё-таки еще отличаем живых от искусственных. О том, чем кукла всё-таки не похожа на живого человека — хотя, может быть, и выглядит лучше и презентабельнее его. О том, что такое жизнь. Именно с этой, отстраненной от злободневных вопросов точки зрения проект «Magda&Lena» становится не только протестом против идеологии потребления всего на свете и женщины в частности, сколько вдумчивым исследованием того, как в сознании современного человека сосуществуют живое и неживое. Как они вместе изменяют наше отношение к основам человеческого бытия. Как, например, эротизм превращается из самого живого проявления жизни в стремление к недостижимому идеалу — тем более недостижимому, что мертвому. Как образ раскрашенного дитя-пупсика превращается в эталон красоты, а образ реальной взрослой женщины перестает этим эталоном быть. Как, наконец, мы теряем способность различать настоящее и ненастоящее — или, напротив, ненастоящее и становится нашей реальностью. И еще работы Грецкого чисто технологически работают как мина замедленного действия, подложенная под современную массовую эстетику. Формально их можно отнести к жанру фотореализма: они и напоминают «перерисовки» с фотографии. Художник тщательно копирует каждый блик, каждый отсвет на щеках своих неживых натурщиц. Тем не менее весь реализм живописной техники Грецкого полон иронии: художник словно смеется сам над собой, прекрасно понимая, что никакой Микеланджело не сделает свою натуру привлекательнее, чем простой дизайнер на зарплате, в чьи служебные обязанности входит «глянцевать» портреты фотомоделей. Грецкий одновременно и копирует работу тружеников фотошопа, и иронизирует над ней. Что важнее — он заставляет зрителей задуматься о разнице между дизайнерской картинкой и оставшейся за кадром живой жизнью.
Анна Матвеева
