Эстетический поиск Петра Белого отмечен глубиной и свободой его критического зрения. Его интересуют пересечения цивилизационной проблематики, истории искусства и современной культурной рецепции. Независимость и масштаб взгляда рождается из отношения к действительности как к будущему культурному слою, образованному отходами цивилизации. Настоящее из этой перспективы представляется тотальностью мусора. Мусор валоризируется в значении культурного следа.
Понимание современности как археологии будущего помогает осознать материал в качестве медиума минувшего и одновременно связывает исследование выразительных свойств материала с изысканиями в области формы. Способность формы эстетически конструировать пространство Пётр Белый исследует в диалоге с историей искусства — в чистом и продуманном формализме его инсталляций прочитывается любовь к американскому минимализму 70-х.
Довольно долго работа со старым материалом была связана с выяснением того, что сообщает выброшенная вещь и каким образом. Кроме идеи ненужности и бесполезности, роднящей мусор с искусством, для художника были существенны отношение материала и времени, сама идея времени, которое накапливается в вещах и оставляет след, а также работа с эфемерностью следа и прикосновение к порядку утраты. Последовательная разработка ключевых для художника тем сопровождалась исследованием материала как носителя смыслов, связанных с включенностью вещей в разного рода отношения, или, что то же самое, с их исключенностью из этих отношений, с выброшенностью из истории. То есть мусор сам по себе конструирует историческую ситуацию через ее прерывание, через негативность.
Негативная эстетика Белого оказывается, таким образом, радикально поставленным вопросом о смысле, который остается после изъятия более очевидных смыслов. Но что скрывается за интересом к времени, следу, забвению и утрате? К гуманизму материала и его технологической циркуляции? К пространству и форме? Как обозначить ту цельность, что в проектах Белого расщепляется на все эти темы, с которыми он работает? Её можно было бы назвать исследование медиума. Вопрос о том, что сообщает нам выброшенная вещь помимо своих непосредственных смыслов — это вопрос о самой сути медиальности. На этом пути естественный и последовательный шаг — изъятие времени как следа. Что в таком случае остается в мусоре, этом медиуме чистой выброшенности, кроме формы? В чем может содержаться дополнительный смысл, если стереть все, что можно наделить значением? Из подобных вопросов конструируется этот негативный медиум, гигантский стерильный мусор, наделяемый единственным значением — уничтожать любые значения, которые могут быть приписаны ему историей.
Форма разворачивается в пространстве, во взаимодействии с ним. Движение сквозь инсталляционное пространство открывает зрителю эволюцию формы, превращение скомканной бумаги в скульптуру. Дополнительные модуляции в эту метаморфозу вносит свет. В первом зале в естественном свете мы видим вдоль стен объекты, неотличимые от бумажных комочков, но они, как и объекты в двух других залах, созданы из стали. Чтобы понять это, их нужно взять в руки. Подобно Классу Ольденбургу, выявлявшему пугающие особенности повседневности, Петр Белый меняет материал, размер и собственное назначение объекта. Таким образом, художник сталкивает наше восприятие
с противоречием действительности и видимости. Измененные в размере и материале комки бумаги теряют связь с потреблением, разрушением и мусором. На подиуме в центре первого зала царит большой ком. Сохранивший форму, но выросший в размерах, он обретает скульптурную автономию и уже не напоминает о своем прототипе. Электрический свет во втором зале высвечивает огромные комки бумаги и пространство, структурированное движением, вращением этих бумаг. В холодном техногенном свете последнего зала скульптура открывается как экстракт ломаных форм, свет подчеркивает искусственность объекта, размер обнажает архитектонику. Размер уводит форму от чистой случайности и делает ее похожей на современную архитектуру, где случайность имитируется.
Вообще инсталляции Петра Белого исключают очевидные прочтения, но всегда окружены облаком референций из истории модернизма. Новый проект неожиданным образом соединяет модульность Сола Левита и смятые объекты Джона Чемберлена, на что указывает сам художник. Модулем становится складка, излом. Складка после Делёза ассоциируется с эстетикой избытка поверхности, с метафорой барокко. В "Рабочих материалах" складка очищена от метафорического значения и графически заострена, изгиб превращен в излом, в черту белого на белом, в угол пустоты и указание на отсутствующий объем. В каком-то смысле это чистая идея скульптуры. И эту идею художник находит в потенциальности скомканного и выброшенного листа бумаги.
Александр Евангели