ОБЪЕКТЫ. ПРОЕКТ "ЖЕЛЕЗНЫЕ НОТКИ". 2019.

Новый проект «Железные нотки» равно связан как с творческим, так и с жизненным контекстом. В работах художницы легко узнаются черты знакомого с детства визуального окружения: полочки, кашпо, журнальные стеллажи из тонких гнутых металлических прутьев черного цвета прописались в интерьерах по всей стране лет пятьдесят тому назад. Их графичность, легкость, проницаемость и непрочность обозначали возврат к «культуре один» после «культуры два», в терминологии Владимира Паперного. Теперь эти вещи воспринимаются с долей ностальгии: советское ощущение единства с зарубежной модой, дизайном, со всем остальным миром продлилось недолго, но наивная эстетика пережила время. В каждой дешевой ограде и загородке, в оформлении оконных решеток и лестничных перил обобщенные абстрактные формы ведут свое лирическое повествование, — как ноты, которыми оформлена музыкальная школа, увиденная художницей в Мурманске. Сольфеджио и гаммы всегда обладали неоспоримым культурным статусом в глазах родителей, плохо понимающих, что школьное принуждение творить способно убить творчество. Железные нотки в голосе учительницы и отталкивают, и формируют привязанности, — так возникает собственная интонация.

Этот мир существует между распорядком и игрой, между музыкальной школой и детской площадкой. Пережившая несколько поколений и не раз крашеная металлическая конструкция усилием воображения «дорисовывается», превращаясь поочередно в замок, магазин, карету, реактивный бластер, во что угодно. Изображенные Маракулиной предметы тоже одушевлены, перед нами — набор характеров, чьи взаимоотношения, последовательность реплик, абрис движений художница буквально «взяла с улицы и затем возвратила обратно». Их общий источник — детский пантеон героев комиксов, видеоигры про Марио или «Пэкмен».

История, которая рассказывается в проекте «Железные нотки», — о магнетизме дружбы, на первом этапе стеснительно пробующей новые границы отношений. Именно тогда можно делиться самым сокровенным — подростковое желание обрести единство настолько сильно, что каждый способен на потлач, не до конца осознавая свою и чужую щедрость. Индивидуальное принимает собственные очертания внутри коллективного, своевольно выступая за его рамки. Так, в стремлении стать частью общего тела личность задевает жесткие и острые выступы реальности и обретает себя. Маракулина в свойственной ей сдержанной и немного отстраненной манере описывает практику социальных взаимодействий. Показывая зрителю свою игру, художница не предлагает тотчас к ней присоединяться, а просто демонстрирует степень доверия.

Внешняя проекция внутреннего пространства получает самые общие координаты: нарисованы макеты инсталляций, они же — основа для чертежей, по которым из железного прута изготовлены объекты. В акварелях много воздуха, расчерченного сеткой железных конструкций. Художник-аниматор по образованию, Маракулина стремится в работах к сценографии. Рисунки тесно связаны с объектами, среди которых есть и сшитые из ткани, и сделанные сваркой по металлу, — переход к этому материалу стал важным этапом. Твердое ассоциативно противостоит мягкому, но все создания находятся в симбиозе. Металлические объекты

преимущественно связаны с кубистической пластикой, тканевые имеют типичный сюрреалистический генезис.

Сделанные художницей платья имеют свои названия — «Подъезд», «Отличница», «Подружки». Выкрашенная на полтора метра от пола зеленой краской «жэковского» цвета стена, возникающая впервые в искусстве Ильи Кабакова, неожиданно приобретает у Маракулиной вид реальной одежды, а не только карнавального или театрального костюма. Подъезд выворачивается наизнанку, тетрадка раскрывается на оценке «отлично», неровно процарапанные граффити превращаются в стежки прекрасной вышивки, похвала выполненному заданию предъявляется всем, дом надевается в виде платья. Снимается структурная оппозиция разных типов материалов, формообразования, чувствования, — внутреннее делается видимым, жесткое становится мягким, принимает человеческий размер и окружает фигуру. Рассказанная художницей история предполагает более широкое прочтение, чем собственно феминистское. Она развивается вокруг игрового сюжета, описывает становление дружбы и показывает, как можно преобразовать личный опыт, — не порезаться об терку, избежать углов железных конструкций, окутав торчащие наружу острия мягкой тканью придуманных сюжетов. «В последнее время я чувствую, что становлюсь увереннее, — а когда понимаешь, чего хочешь, могут появиться железные нотки», — говорит Ася Маракулина.

Текст: Павел Герасименко

СЕРИЯ "БОЛЬШЕ НИКОГДА". 2021.

Пространство, в котором разворачивается экспозиция, становится метафорой бессознательного. Тайное место внутри каждого человека, в котором прячутся страхи, подавленные эмоции, нежелательные воспоминания. Все то, что сложно выразить наяву — бессилие, стыд, обиду, усталость, гнев, зависть. Воплощенные в виде произведений искусства, они обнажаются и предстают перед зрителем как осязаемая реальность. Через такую трансформацию достигается терапевтический эффект: «запретные» чувства включаются в собственную биографию и личность становится объемной и целостной.


«Больше никогда» — фраза, с помощью которой мы часто устанавливаем себе рамки и запреты, не зная глубинных причин своих поступков. Эти запреты зачастую тут же нарушаются. Жесткое заявление о новых правилах становится пародией на себя, звучит лживо и безнадежно. Как обещание начать новую жизнь с понедельника.

Гораздо сложнее, относиться к жизни как к свободной игре, где нет жестких правил, а творчество или любая другая деятельность существует, чтобы освободиться от собственных ограничений. Для этого нужно преодолеть страх, назвать его, рассмотреть и отпустить. Удастся ли это сделать, полностью разгрузив собственные «подвалы»?


Это вопрос длинною в жизнь. А пока работы, представленные на выставке, колеблются между жестким самоограничением и свободной игрой. Амплитуда их эмоциональной наполненности очень велика — от предельно личных и исповедальных до отстраненных и ироничных. Нужно ли вообще искать баланс или пусть этот маятник качается?».


Ася Маракулина.