Александр Шишкин-Хокусай создал в подвале павильона музейную «преисподнюю», по меткому выражению комиссара павильона, ректора Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина Семена Михайловского. Инсталляция «Фламандская школа», как в странном искаженном сне, показывает музейную душу, полную страстей. Театральный художник по образованию и по роду деятельности, Шишкин, постоянный соавтор режиссеров Андрея Могучего и Юрия Бутусова, умеет мастерски выстроить образный ряд. Александр уже давно подбирался к достопримечательностям Санкт-Петербурга. Летом 2016 года он устроил во дворе московского выставочного зала «Граунд-Ходынка» лихой фанерный «Летний сад» в рамках выставки «Вам бы сюда». Инсталляция «Фламандская школа» собиралась в Музее стрит-арта на окраине Санкт-Петербурга на территории бывшего завода — в атмосфере, полярной классическим стенам Эрмитажа.
Чтобы сделать свой «берестяной Эрмитаж» для Венецианской биеннале, Шишкин-Хокусай использовал фанеру, материал достаточно дешевый и пластичный: «Идея была в том, чтобы сделать фанерный Эрмитаж и привезти его из России, где до этого "кочующий Эрмитаж" уже изрядно повыступал, повыставлялся в разных местах и ситуациях». Александр сознательно выбрал для стен своего кочевого театра-музея три картины про еду и бесконечную рутину бытия — «Рыбная лавка» Франса Снейдерса, «Бобовый король» Якоба Йорданса и «Новый рынок в Амстердаме» Бартоломеуса ван дер Хелста, а четвертую посвятил картине Рубенса «Отцелюбие римлянки». С момента открытия павильона Александр Шишкин-Хокусай отвечал на вопросы изумленной публики ежедневно, размещая посты на своей странице в соцсети: «Мне важно, чтобы работы были искажены, вытянуты, как череп на картине Гольбейна. Огромные рамы — дань музею. Рама для обывателя — знак качества, музейной ценности, охраны. Скачущая публика в "берестяном Эрмитаже" — механический балет, который подчеркивает мотив потребления, конфликт музея как научного института и пространства интертейнмента». Но вопросы не иссякли, потому что удачная метафора попала зрителю в самое сердце.
