ОДНА ХОРОШАЯ ВЕЩЬ.

Назад

ОДНА ХОРОШАЯ ВЕЩЬ.

20 января 2012-25 февраля 2012

Выставка «Одна хорошая вещь» проста, почти примитивна, по структуре похожа на пение акына, - о том, «на чём глаз остановится». Люди, вещи, события; пережитое лично или рассказанное (лучше 10-й раз пересказанное) кем-то или услышанное от кого-то. В основном вещи не достойные внимания искушённого и пресыщенного зрителя и уж тем более подробного рассматривания. Впрочем, как и сам рисунок, по нынешним меркам дисциплина не обязательная, факультативная, своего отдельного статуса в пантеоне «медиа» не имеющая. Ну и уж, разумеется, никак не могущая претендовать на какую-либо актуальность. Хочется поставить штемпель - «К просмотру не обязательно».

Отдельные работы, явно не связанные между собой ни темой, ни общим сюжетом, про каждую из которых можно говорить отдельно. Так каким образом они оказываются на одной выставке и почему объединены в одном пространстве?

Однако, посмотрим пристальнее на структуру экспозиции, попробуем разобраться в этом недоразумении .

«Это что здесь валяется под столом? Дрянь какая-то? Ну ка, ну ка..», или «Кто этот мужик? Почему такой вид? Готовится к обещанному концу света? А-а, ну тогда ладно» или «По телеку сегодня что? Опять говно всякое» или « Сопляки что-то купили, а пожрать, верно забыли . » или « Что за вой ?-Да дерзкая чикса наказала гопников, обдала их помоями прям из ведра»  примерно такими комментариями можно описывать происходящее на рисунках. Такие реплики (а лучше их обрывки) как бы слышны «за кадром». Примерно тоже мы наблюдаем, когда смотрим выпуски «Киноправды» 20-х Дзиги Вертова. Где в камеру попадает всё интересное, но что именно это интересное? и как теперь различить его? В быстроменяющимся мире интересно всё и камера отливает этот, казалось разрозненный материал, в некий знак времени.

Некое событие деконструированное в разные короткие сцены, бессвязные и малопонятные сами по себе, такова структура знаменитейшего шедевра Михаела Ханеке «71 фрагмент хронологии случайностей». С течением фильма фрагменты становятся всё короче и короче, в конце фильма превращаются в статические одноходовые сцены. До полного замораживания остаётся один маленький шажок.

«Одна хорошая вещь» декларативно развивает эти же дискурсивные стратегии и «языковые» механизмы. Основополагающим в структуре экспозиции является принцип нонселекции, то есть создание эффекта преднамеренного хаоса, реализующего идею мира, как разорванного, лишённого привычного смысла и закономерностей.

Настоящие события происходят будто бы вне повествовательных схем. Работа строится, как безостановочный поиск контакта с исчезающей реальностью и воспринимается, как статическое и адекватное комментирование некой минувшей истории. Мы видим стратегию намеренного движения в сторону раздробления, фрагментации и фактически окончательного разрушения нарратива как такового. То есть можно говорить о технике вытеснения и подрыва мимесиса. 

Магистральной разработкой здесь является непрерывный поиск признаков универсального. Того что находится над временем. Отсюда интерес к феноменологии обыденного, каждодневного, заурядного, случайного.

С одинаковой беспристрастностью мы наблюдаем катастрофу и человеческие радости, игру и реальную жизнь, живых людей и останки их подобия. Возникает тема общей эмоциональной «замороженности». Так можно определить общую проблематику. Мы видим как декларативная бедность, банальность фабулы вступает в конфликт с неоднозначностью смыслов.

Итак, следует сказать, что «Одна хорошая вещь» как единый цельный проект (как ни странно) ясно показывает, что принципиальное отличие от «другого» не в языковых средствах и приёмах, а в их комбинациях, акцентах и пропорциях, а главное в исходной авторской позиции.                 

Кирилл Челушкин.